Неточные совпадения
Дитяти маменька расчёсывать
головкуКупила частый Гребешок.
— Няня! Не видишь, что
ребенок выбежал на солнышко! Уведи его в холодок; напечет ему
головку — будет болеть, тошно сделается, кушать не станет. Он этак у тебя в овраг уйдет!
И ручонки сложило бедное
дитя накрест, и
головку повесило…
Ребенок замолк, облокотился на его колена, и, подперши ручкой щеку, поднял
головку и задумчиво, как
дети иногда задумываются, пристально на него смотрит.
Он ничего не говорил, но пристально вслушивался в ее порывистый, восторженный и бессвязный лепет, вряд ли понимал что-нибудь, но тихо улыбался, и чуть только ему казалось, что она начинала опять тосковать или плакать, упрекать или жаловаться, тотчас же начинал ее опять гладить по
головке и нежно водить руками по ее щекам, утешая и уговаривая ее как
ребенка.
Чрез десять минут князь сидел подле Настасьи Филипповны, не отрываясь смотрел на нее и гладил ее по
головке и по лицу обеими руками, как малое
дитя.
Марья Дмитриевна, в сущности, не много больше мужа занималась Лизой, хотя она и хвасталась перед Лаврецким, что одна воспитала
детей своих: она одевала ее, как куколку, при гостях гладила ее по
головке и называла в глаза умницей и душкой — и только: ленивую барыню утомляла всякая постоянная забота.
Эта угроза заставила подняться черноволосую
головку с заспанными красивыми глазами. Груздев вынул
ребенка из экипажа, как перышко, и на руках понес в сарайную. Топанье лошадиных ног и усталое позвякиванье колокольчиков заставило выглянуть из кухни Домнушку и кучера Семку.
Вскоре после этого разговора госпожа Мечникова вышла у своей квартиры из извозчичьей кареты и повела на черную, облитую зловонными помоями лестницу молодое семнадцатилетнее
дитя в легком беленьком платьице и с гладко причесанной русой
головкой.
Ребенка ставят у тополя и кладут яблоко на его
головку.
Она никого из нас, то есть из
детей, не поцеловала, но долго разглядывала, погладила по
головке, мне с сестрицей дала поцеловать руку и сказала...
У
детей с утра до вечера
головки болят; днем в хорошую погоду они на воздухе, в саду, но в дождь приюта найти не могут.
— А главное, — продолжал Дрозд с лицемерным сожалением, — главное, что есть же на свете такие отчаянные сорванцы, неслухи и негодяи, которые в вашем положении, никого не спрашивая и не предупреждая, убегают из лагеря самовольно, пробудут у портного полчаса-час и опрометью бегут назад, в лагерь. Конечно, умные, примерные
дети таких противозаконных вещей не делают. Сами подумайте: самовольная отлучка — это же пахнет дисциплинарным преступлением, за это по
головке в армии не гладят.
—
Дети — большое счастие в жизни! — сказал Крупов. — Особенно нашему брату, старику, как-то отрадно ласкать кудрявые
головки их и смотреть в эти светлые глазенки. Право, не так грубеешь, не так падаешь в ячность, глядя на эту молодую травку. Но, скажу вам откровенно, я не жалею, что у меня своих
детей нет… да и на что? Вот дал же бог мне внучка, состареюсь, пойду к нему в няни.
Из всех
детей на дворе, кроме Ильи, Яков дружился только с семилетней Машкой, дочерью сапожника Перфишки, чумазой тоненькой девчоночкой, — её маленькая
головка, осыпанная тёмными кудрями, с утра до вечера торчала на дворе.
Ханов ничего не слыхал. Он хотел бежать со сцены и уже повернулся, но перед его глазами встал сырой, холодный, с коричневыми, мохнатыми от плесени пятнами по стенам номер, кроватка
детей и две белокурые
головки.
Помню я другой разговор «у забора». На этот раз Раиса привела с собою свою глухонемую сестричку. Это был хорошенький
ребенок с огромными, удивленными глазами и целой громадой черных тусклых волос на маленькой
головке (у Раисы волосы были тоже черные — и тоже без блеска). Латкин был уже поражен параличом.
Она кормила девочку, глядя сквозь стеклянную плёнку слёз в угол, не замечая, что
ребёнку неудобно сосать её грудь, горизонтально торчавший сосок выскальзывал из его губ,
ребёнок, хныкая, чмокал воздух и вращал
головкой.
Страдания Байцурова, как себе можно представить, были ужасны: его
дитя представлялось ему отсюда беззащитной в самой леденящей кровь обстановке: она трепеталась перед ним в тороках на крупе коня, простирая свои слабые ручонки к нему, к отцу своему, в котором ее детская
головка видела всегда идеал всякой справедливости и мощи; он слышал ее стоны, подхватываемые и раздираемые в клочки буйным осенним ветром; он видел ее брошенную в позорную постель, и возле ее бледного, заплаканного личика сверкали в глаза старику седые, щетинистые брови багрового Плодомасова.
Павел хотел было отказаться, но ему жаль стало сестры, и он снова сел на прежнее место. Через несколько минут в комнату вошел с нянькой старший сын Лизаветы Васильевны. Он, ни слова не говоря и только поглядывая искоса на незнакомое ему лицо Павла, подошел к матери и положил к ней
головку на колени. Лизавета Васильевна взяла его к себе на руки и начала целовать. Павел любовался племянником и, кажется, забыл неприятное впечатление, произведенное на него зятем:
ребенок был действительно хорош собою.
— Эка девчонка-то у меня баловливая какая, бабушка, — вымолвил мужик, целуя
ребенка. — Эка озорливая девчонка-то, — продолжал он, гладя ее по
головке. — Сядь-ка ты сюда, плут-девка, сядь-ка поближе к своему дядьке-то да поешь… ну, а Ванюшка где?..
Елка ослепляла его своей красотой и крикливым, наглым блеском бесчисленных свечей, но она была чуждой ему, враждебной, как и столпившиеся вокруг нее чистенькие, красивые
дети, и ему хотелось толкнуть ее так, чтобы она повалилась на эти светлые
головки.
И тут же, недалеко от мертвой матери, двое маленьких
детей, кудрявых и толстощеких, прикрытых старым платьем, спят, скорчившись и прижавшись друг к другу белокурыми
головками.
Вместо этой кровавой операции, страшной для близких больного, требующей хлороформа и ассистирования нескольких врачей, О’Двайер предложил свой способ, который заключается в следующем: оператор вводит в рот
ребенка левый указательный палец и захватывает им надгортанный хрящ, а правою рукою посредством особого инструмента вводит по этому пальцу в гортань
ребенка металлическую трубочку с утолщенной
головкой.
—
Дитя мое, — спросил я, с ужасом глядя в ее светлые глаза, — когда вы успели нафаршировать вашу бедную
головку этой ужасной житейской мудростью? Допустим, что вы шутите со мной, но где вы научились так старчески грубо шутить?.. Где? Когда?
Показалась
головка, все тело роженицы стало судорожно сводиться в отчаянных усилиях вытолкнуть из себя
ребенка;
ребенок, наконец, вышел; он вышел с громадною кровяною опухолью на левой стороне затылка, с изуродованным, длинным черепом.
Ребенок плачет. Он давно уже осип и изнемог от плача, но все еще кричит, и неизвестно, когда он уймется. А Варьке хочется спать. Глаза ее слипаются, голову тянет вниз, шея болит. Она не может шевельнуть ни веками, ни губами, и ей кажется, что лицо ее высохло и одеревенело, что голова стала маленькой, как булавочная
головка.
— Гуль-Гуль, голубушка, родная моя, опомнись! — утешала я девочку, гладя ее черную
головку, прильнувшую к моей груди. — Зачем же плакать, Гуль-Гуль, если ты счастлива? Зачем же плакать,
дитя! Не плакать, а радоваться надо.
Дуня, как все
дети, с большой охотой, даже с самодовольством принялась за ученье, но скоро соскучилась, охота у ней отпала, и никак не могла она отличить буки от веди. Сидевшая рядом Анисья Терентьевна сильно хмурилась. Так и подмывало ее прикрикнуть на
ребенка по-своему, рассказать ей про турлы-мурлы, да не посмела. А Марко Данилыч, видя, что мысли у дочки вразброд пошли, отодвинул азбуку и, ласково погладив Дуню по
головке, сказал...
Девочки, глядя на братишку, тоже прыгали, хохотали и лепетали о пряниках, хоть вкусу в них никогда и не знавали. Старшие
дети, услыхав о пряниках, тоже стали друг на дружку веселенько поглядывать и посмеиваться… Даже дикий Максимушка перестал реветь и поднял из-под грязных тряпок белокурую свою
головку… Пряники! Да это такое счастье нищим, голодным
детям, какого они и во сне не видывали…
— Прелестное
дитя! Очаровательный
ребенок, чернокудрая принцесса! Сказочная царевна! Прелесть! — слышится изо всех углов барской гостиной. И от всех этих похвал кружится темная
головка, и недетская самоуверенность, самодовольное тщеславие затопляют до краев юную душу.
Действительно «все» было готово очень быстро. Машинка для стрижки с удивительной быстротой заработала вокруг Луниной
головки, и из-под нее посыпались жиденькие косицы светлых и мягких, как лен, волос. Вскоре голова девочки, лишенная растительности, стала похожа на гладкий шарик, и еще рельефнее выступили теперь среди загорелого личика
ребенка серьезные голубые, не по-детски задумчивые глаза.
— Не плачь,
дитя мое, не плачь, — гладя дрожавшими руками белобрысенькую
головку девочки, шептала Елена Дмитриевна, расставаясь с нею, — не на век расходимся, я же остаюсь в приюте, только передаю вас средней наставнице.
Подозеров крепко сжал бледную ручку
ребенка и, поцеловав ее, остался наклоненным к нежной
головке Веры.
Пусть у меня родятся
дети, пусть и мою размышляющую
головку в назначенный час раздавит неразмышляющая нога — я покорно принимаю все это.
Другая сестра, Соня, девочка шести лет, с кудрявой
головкой и с цветом лица, какой бывает только у очень здоровых
детей, у дорогих кукол и на бонбоньерках, играет в лото ради процесса игры.
Елизавета Алексеевна стала решать вместе с нею. Они занимались около часу. Елизавета Алексеевна объясняла, сдвинув брови, серьезная и внимательная, с матово-бледным лицом, в котором, казалось, не было ни кровинки. Она была дочерью прядильщицы. Когда Елизавета Алексеевна была
ребенком, мать, уходя на работу, поила ее настоем маковых
головок, чтоб не плакала; их было шестеро
детей, все они перемерли и выжила одна Елизавета Алексеевна.
— Ты здесь, моя деточка? А мы с князем искали тебя повсюду. И нежная отцовская рука легла на золотистую
головку слепого
ребенка.
— Спи, обожаемое
дитя мое, спи! Пусть золотые детские сны витают вокруг твоей светлокудрой
головки!
Юрику не пришлось докончить своей фразы. Дверь с шумом отворилась, и в комнату вошли
дети: Сережа, Бобка и Мая с Митькой во главе. На руках Митьки билось и трепетало маленькое окровавленное тельце попугая со свернутой набок и бессильно повисшей хохлатой
головкой.
Шестнадцатилетний Костя, еще совсем
ребенок, был неутешен гораздо долее, а заметив к тому же в отношениях к нему своей подруги детства непонятную для него натянутость и сдержанность, долго ломал свою юную
головку над разрешением причин этого.
Княжич подносил к огню то цепь золотую с медвежьими
головками или чешуйчатый золотой пояс, то жуковины (перстни) яхонтовые и изумрудные, то крестики, монисты, запястья, запонки драгоценные; любовался ими, надевал ожерелья себе на шею и спрашивал дьяка, идут ли они к нему; брал зерна бурмицкие и лалы в горсть, пускал их, будто дождь, сквозь пальцы, тешился их игрою, как настоящее
дитя, — и вдруг, послышав голос в ближней комнате, бросил все кое-как в ларец.
Она упала на снег, не выпуская из рук своего заснувшего
ребенка. Последний проснулся от падения, высвободил свою
головку и, увидав свою мать лежавшею, пронзительно закричал.
Графиня с усилием улыбнулась и погладила
ребенка по курчавой
головке.
Я вскочил… Сердце мое сильно билось. Я хотел спуститься с террасы, но на нее уже входила стройная молодая женщина с такими же, как у
ребенка, тонкими чертами лица и большими глазами. На ней было надето белое вышитое платье, ее изящная
головка скрывалась под легкой итальянской широкополой шляпой.